Иван Петрович и его поколение

2474 26 января 2018 | Наши люди

Для Ивана Петровича Казагашева 2018-й год - юбилейный: ему исполнится 90 лет. Девяносто – это много или мало? В сравнении с вечностью – миг, по меркам человеческой жизни – дай Бог каждому из нас. 
- Какая радость может быть, когда нет здоровья. После инсульта половина моя не работает, после неудачной операции катаракты глаза зрение почти потеряно, - нет, не жалуется Иван Петрович, наоборот, с самого начала нашей беседы стало ясно: не в его характере плакаться на судьбу, тем более по всему видно, каким вниманием детей и внуков он окружен. О таком уходе многие только мечтают.
Встреча наша состоялась в Крещение, и собеседник мой сразу выдал историю из жизни:
- Однажды старик-хакас говорит русскому приятелю:
- Ружье праздник придет – я тебе лисину подарю.
Русский подумал, подумал, ничего не понял:
- Какое ружье? Зачем мне лес?
Откуда ж ему было знать, что старик имел в виду Крещение (по-хакасски, Крещение – это Мылтых, в переводе ружье, а лисина – имелась в виду лисья шапка).
Разговор потихоньку пошел о его жизни, детстве и поколении того времени. Родился в аале Аар Паары (его теперь нет). Сколько помнит, вся жизнь прошла в трудах, как и у всего поколения детей предвоенных лет. В 41-м, осенью, отец ушел на фронт, после тяжелого ранения лежал в госпитале, но не выжил, там же, в Казани, и похоронен. Остались сиротами четверо детей, Иван – старший. А это – раннее взросление, ответственность, мужские обязанности.
- Детства у нас не было. Наша жизнь и все мы полностью принадлежали колхозу. Работали женщины да дети. Что хорошего мы видели? Голод и труд наравне со взрослыми. А каково было женщинам? Им еще и детей поднимать. Но, как бы ни тяжелы были эти воспоминания, в памяти Ивана Петровича до сих пор живут и курьезные случаи: дети, хоть и повзрослевшие, они и есть дети.
- Возле дороги из Абрамова в Аар Паары, у подножия горы Аар, была конюшня. Там же был большой сеновал, и там же в летнее время держали овец. Дед мой Николай Владимирович Тютюбеев чабанил, а я помогал пасти ягнят.
Через Абрамов протекала канава, с одной стороны, на возвышении, были поля, пониже – коровник. Когда коров угоняли в тайгу на летние выпаса, на удобренной земле сажали огурцы, капусту. Удобно было: и удобрять не нужно, и вода рядом.
У меня был друг Антип Харитонович Мамышев – такой весельчак, балагур, чего только не придумывал. Играем, значит, однажды в коровнике, а ягнят отогнали подальше от гряд. Наигравшись досыта, выходим, глядь – а ягнята в капустных грядках – только хруст стоит. Что делать? Наши старания выгнать их оттуда были бесполезны – они не привыкли бояться людей, тем более таких – от горшка два вершка. Пытались выкидывать их из грядок – все без толку. Намаялись – а хруст как стоял, так и стоит. Смотрю: Антипа осенила какая-то мысль. Побежал в сарай и, притащив пустое ведро, одел на голову ягненка. Тот бегает, мотает головой, а ведро тарахтит - всех сородичей распугал. Наконец, нам кое-как удалось их выгнать оттуда. Выгнать-то выгнали, а собрать не можем: с испугу разбегаются кто куда. Вот задача: как снять-то теперь ведро. Антип и тут сообразил: начал сзывать их, блея, как овцематка. Такой вот случай был.
В другой раз пасли овец вместе с Алексеем Антиповичем Тиниковым. Обоим лет по 9-10. У меня были белые ярочки, их держали ради шерсти, а у Алексея – черные. Вывели мы их однажды утром: Алексей свою отару отогнал на гору Аар, а я, значит, остановился у подножия. А самим можно в снегу побарахтаться - снега тогда выпало! Сядем на полы шуб и скатимся с горы. В поисках лучшего катка далековато ушли. А овцы тем временем в одну отару слились. Видимо, взрослые издалека увидели такое положение дел и загодя щитами разделили кошару. Пригнали мы объединенную отару, а нам:
- Ну, разделяйте теперь. Одних хватайте и кидайте по ту сторону щитов, других оставляйте тут. Не управитесь за вечер – с утра спозаранку принимайтесь.
Спали - не спали в эту ночь. Намаялись. Наутро погнали своих подопечных теперь уже в разные стороны. Сейчас бы нас пожалели, помогли: дети все-таки, а тогда спрос был, как со взрослых.
В конце 30-х годов работали с Антипом Мамышевым: он – трактористом, я – прицепщиком. После работы к Антипу в Абрамове заходили, немного передохнув, я отправлялся домой, в Аар Паары. Раз мы с ним напоили аракой петуха и курочку. А потом покатывались со смеху, глядя на опьяневшую птицу. Что вытворял петух! Такой шумный стал, не отстает и курочка, то полезет в драку, а сам то на хвост вдруг присядет, то на крылья обопрется. Таким вот выдумщиком был мой бесценный друг Антип.
У них была маленькая комнатная собачка и кот. Антип вздумал их дрессировать. И что вы думаете? Заходим к ним однажды после работы, Антип как топнет ногами, как скомандует грозным голосом. Смотрю: собачонка и кот прибегают, ложатся рядышком на полу, лапки – кверху. Такая умора была.
Ему, Антипу Харитоновичу Мамышеву, артистом бы быть: сколько бы ролей сыграл, обязательно знаменитым бы стал. У них в роду все такие были – артисты. Племянница Антипа, Маргарита Борисовна Ткачева, с удовольствием выступала на сцене, односельчане сравнивают ее со знаменитой Тодиковой. Эх, если бы она выучилась… Когда пришло ей время поступать, дети осиротели, а Маргарита была старшей… Всем младшим помогла получить высшее образование, а сама рада была хотя бы выступлениям в сельском клубе. Зато дети выучились: Юрий Ткачев – профессиональный артист, Марианна – художественный руководитель в Есинском ДК. В них – нереализованная ее мечта. Такие люди скрашивали бедную на радости жизнь сельчан. 
Ивану Петровичу, окончившему в Сталине начальную школу, посчастливилось и дальше учиться. В Верх-Аскизе жила сестра отца, она и выучила племянника.
Пришло время идти в армию – долг Родине отдать. Попал в инженерные войска. Кто был постарше него, те в основном в пограничниках служили: после войны границы охранялись железно. К моменту призвания Ивана были узаконены конкретные сроки службы для пехоты, морфлота. Отслужив положенное время, вернулся в родные места, чувствуя себя совершенно взрослым и самостоятельным человеком.
Помолчав, Иван Петрович заговорил о солдатах войны:
- Каждому хотелось жить. Как ни крути, дороже жизни ничего на свете нет. Откуда брались дезертиры? Просто сердца их не выдерживали, страх брал верх. Их судили, обвиняли в трусости, измене Родине, отправляли в штрафбаты. А сердце не железное, не выдерживало. Бывало, дезертировали. Просто всем хочется жить.
Однажды, когда мы мальчишками ходили в ночное, дезертир (хасхы) увел у нас коня. А что мы могли сделать против вооруженного человека? Потом слухи ходили, что поймали этого дезертира в Таштыпском районе.
После армии, по традиции, Иван Петрович женился. На Анне Петровне Чезыбаевой, родом из Ширинского района, из той семьи, откуда вышел Герой Социалистического Труда Иван Семенович Чезыбаев, председатель колхоза имени Сталина. Молодые работали в совхозе: он – механизатором, она – чабаном. Вырастили двух дочерей, а дочери – это спокойная старость. Старшая, Валентина Ивановна, живет с отцом в Полтакове, ухаживает за ним; младшая, как выучилась на врача, так и осела в Ханты-Мансийске, с удовольствием приезжая летом на малую родину. Выехать оттуда насовсем – значит, променять обеспеченную жизнь на нашу – от зарплаты до зарплаты, от пенсии до пенсии. Дети у Казагашевых выросли дружные, внуки по первому зову приезжают помочь:  построить, пристроить, подлатать да подправить. Именно семья: дети, внуки, правнуки, праправнуки – дает старому человеку силы и бодрость духа. Отсюда и юмор, сквозящий через его рассказ:
Во времена совхозов Иван Петрович был бригадиром, управляющим, председателем сельского Совета, куда входили Есинский и Тейский совхозы, депутатом райсовета, партийным работником. Случалось даже выходить на депутата Верховного Совета для обеспечения изношенного совхозного транспорта запчастями.
Однажды для работы в только что созданной МТС прислали парторга. За ним в Усть-Есь поехал водитель четырехтонки Антон Фомич Тодинов. Зайдя в контору, начал шуметь:
- Мне сказали привезти капусту. Давайте, грузите свою капусту.
Тут подходит к нему невысокий, худощавый мужчина и протягивает руку:
- Иван Андреевич Капуста. Только грузить меня не нужно – я сам сяду, - и направился к выходу.
Таких историй в памяти Ивана Петровича – уйма (некоторые из них записаны дочерью). Ни болезни, ни операции – ничто не вытравило их.
- Я не боюсь умирать. Однажды уже побывал на том свете, когда лежал в коме. Вернули меня молитвы близких людей. Нужно верить в силу молитвы. У меня дед и мама верующими были. Брат деда на священника выучился. И дети мои веруют в Бога.
Что-то я не успел сделать в жизни, что-то не так делал, что-то не до конца довел. Но я все равно радуюсь жизни, детям. Я свидетель семи поколений людей.
Галина Боргоякова

Комментировать