407 28 апреля 2022 | Общество, Фотолетопись
Детство всегда ассоциируется с чем-то добрым, светлым, беззаботным, когда, кажется, и солнце больше светит, и все вокруг кажется большим и значительным.
У детей войны в памяти о детстве остались голод и труд. Голод и труд. И еще безотцовщина. У шестерых культработников, лишь у одной отец вернулся с фронта в годы войны раненым. У остальных – погибли. Тысячу раз права Елена Григорьевна Асочакова, сказавшая: «У кого отцы вернулись живыми и дожили до наших дней, тем почести. А те, кто остался без отца, до сих пор карабкаются в жизни». Где же справедливость? Они же и росли без отцов, и они же обделены разными льготами. Елене Григорьевне увидеть отца не суждено было, родилась в 43-м году, после того как отец после Красноярского госпиталя долечивался дома. Похоронка пришла в феврале победного 45-го.
Не суждено было увидеть отца и Сергею Сергеевичу Межекову. В сентябре 1938-го года отца увезли в армию, а в октябре родился он. После службы отец остался в Иркутске в органах НКВД. Потом война с Маньчжурией, коротенькое письмо жене в перерыве между боями, и похоронка.
Сергей Сергеевич вспоминает, как в 42-м заболел дизентерией и попал в больницу. Но когда из 9-х больных семеро умерли, мама выкрала его из больницы. Вылечили бабки, да дед приучил 4-летнего внука курить самокрутку. Кто-то сказал, что курение помогает от дизентерии. Ровно полвека курил Сергей Сергеевич – до 54 лет, а потом бросил.
«Хорошо помню, – рассказывает Татьяна Павловна Чайдонова, – как мы всей семьей – 6 человек – два дня ничего не ели». Летом, конечно, веселее было: в еду шли полевой лук, дягиль (борщевик), саранка, полевой чеснок, крапива.
Мы, помню, все это тоже ели. До сих пор их вкус во рту. Но мы-то не от голода – ради интереса пробовали. Это тебе не то, когда есть совершенно нечего.
А работу выполняли, понятно, какую: с утра до ночи в поле – кто помладше, на покосе и со скотиной – постарше. Садить, полоть, убирать – это все их рук дело.
Екатерина Кирилловна Бутенко возила чабанам хлеб по стоянкам. Лошадь с телегой и будкой – и она, девушка еще.
– И вы не боялись? – спрашиваю у нее. – Годы-то лихие были, голод: могли напасть из-за хлеба.
– Нет, не боялась. Люди хорошие были, не могли они пойти на такое. А вот волков боялась. Пустое ведро с собой возила. Постучу об него – все мое оружие против них. Иждивенцам тогда по 200 граммов хлеба давали в день, а работающим еще 300 граммов добавляли. Больше всего, конечно, голод запомнился.
У Нины Давыдовны Борисовой отец погиб в 42-м. Ей тогда всего 2 годика было. Жили с мамой вдвоем. Поедут женщины на покос – и детей малолетних с собой.И то ладно – хоть поесть можно было со взрослыми.
– Коней не хватало – приходилось на быках работать, – продолжает беседу Т.П.Чайдонова, – а с ними-то тяжелее. Заупрямятся – хоть бей, хоть плачь – бесполезно. Нас, подростков, учили сено косить. В 42-м как окончила 4 класса, больше учиться не пришлось – только работа.
Хоть и прошла вся жизнь в работе, как бы тяжко ни было, молодость есть молодость: она находила время и для веселья. Татьяна Павловна выучилась играть на балалайке, а позже и на гитаре. Соберется молодежь возле школы – вот и веселье: встанут кругом и играть. Землю до того натоптали, что вкруговую трава не росла. Хотелось, конечно, и одеться.
Юрию Федоровичу Асочакову, сыну легендарного партизана по прозвищу Борода, в начале войны было всего 4 года. Отца, естественно, не помнит. Примерно в 6 лет увидел на ком-то красивую рубаху с блестящими пуговицами и начал приставать к матери: сшей да сшей такую же рубаху. Мечта его сбылась. Когда уже перевес был на нашей стороне и американцы с англичанами решили помогать нам, то иногда и тылу от них кое-что перепадало. Семье Асочаковых, как многодетной (четверо сыновей было), выделили парашютную материю. Из нее мать и сшила рубаху.
– После войны, уже в 50-е годы, – рассказывает Юрий Федорович, – мы впервые попробовали конфеты. А до этого все бегали в аптеку: соберем копейки и купим гематоген.
– А когда жизнь начала налаживаться? – спрашиваю у ветеранов.
Оказывается, в 47-м появился хлеб, а значит, и голод отступил. При Сталине уценка на промышленные товары была – люди понемногу одеваться стали. Да и послабление в налогах было.
– Не обижаетесь на судьбу, что именно на вашу долю пришлись самые тяжелые годы, что детство было украдено? – вопросом завершаю беседу.
Нет, не в обиде. Их поколение вообще не привыкло жаловаться. Благодарны, что пенсию получают. Не понимают, как можно быть безработным, когда кругом столько земли. Не понимают, как можно тратить драгоценное время на выпивку, бездействие и разные пустые увлечения. Не понимают, как может прийти в голову идея осквернять могилы. Неужели ничего не боятся? Если не боишься людского суда, то есть ведь и высший суд – божий.
Галина Боргоякова
Газета "Аскизский труженик", 2013 год