А я вот живу, пью чай по праздникам

401 11 октября 2019 | Общество, Наши люди

- Брата забрали на фронт сразу же, как только ему восемнадцать лет исполнилось. А он такой веселый был, жизнерадостный. Рыбачить любил, на лыжах кататься, в лапту со мной играть. И всю войну он живой был, в разведке служил, письма часто приходили от него. А в 44-м, в ноябре, пропал. Осталась только карточка, где он, младший сержант, с сослуживцами стоит, – вспоминает жительница Бирикчуля Нина Михайловна Павлова. – Всех мы потеряли: брата, мужа сестры, папиного племянника. Их трое было, никто не вернулся…
Баба Нина 
Ветеран труда и труженица тыла Нина Михайловна Павлова улыбается только тогда, когда речь заходит о ее детях, внуках и особенно правнучках: «Их две у меня. Наконец-то дождалась! Один внук уже три года в Южной Корее, нашел там себе кореяночку». 
Баба Нина, как ласково называют ее жители Бирикчуля, вообще человек удивительный. Через месяц ей исполнится девяносто один год, а Нина Михайловна читает без очков и даже дрова для печки может принести сама. «А как же? – удивляется она. – Я и печку топлю, и варю. Блинов вот сегодня напекла. Только в последнее время стали ноги болеть. Раньше-то я с подружками куда пойду, так они мне: «Стой, ты куда бежишь!» И ведь они меня младше: одной восемьдесят пять, другой восемьдесят семь. А сейчас набегалась, теперь бы уже доплестись. И все равно дойду, думаю, в этот край (села – прим. авт.) Я и у дочери давно не была, и к подруге Галине надо бы зайти, а то когда еще соберусь? Да еще вот праздник тут (День пожилого человека в ДК – прим. авт.). Тоже звали, как откажешься? 
Дорога в школу
На празднике Нину Михайловну и других ветеранов встречают как самых дорогих гостей, усаживают пить чай со сладостями. А тогда, в детстве, в трудные военные годы, у этих людей лакомств не было. Наверное, именно поэтому ветераны как никто умеют им радоваться.
– Голодно было. Я из-за этого после седьмого класса школу бросила, – рассказывает Нина Михайловна. – Мы в Балыксе жили, а учились в Неожиданном, там еще было главное управление всех приисков. В школу ходили по десятку километров в один конец. И столько же обратно потом. Мерзли, промокали. Одежонка-то какая была: кто в фуфайке, кто в шинели, если удалось ее на продукты поменять. Помню, у меня пальтишко было сиреневое, береточка, валенки. Стареньки, худеньки, да лучше, чем ничего…
Один раз шли мы с подружкой по весне и пришли в школу в ледышках на ногах. Там, по дороге, в одном месте, речка текла. Надо было через нее перебраться как-нибудь. Она весной лед поднимет, а на нем наледь, припорошенная снежком… Промочили мы все валенки и пока до школы дошли, они прямо на нас покрылись льдом…
Еще помню, в школьной столовой давали нам паечку. А что там съешь? Лапшинка лапшинку догоняет… Вот и ходишь целыми днями голодная. А еще же назад идти. Так я учиться и перестала… На приисках работала, младшей рабочей на буровышке, на лесозаводе, да где только работать не пришлось.
Голодно
– Выживали люди в те года, как могли, – продолжает рассказывать Нина Михайловна. – Тогда же не разрешали большой огород садить. Чтобы, значит, о колхозном думали, а не о своем. А как быть, когда семья большая, ребятишки мал мала меньше? Их же надо кормить. Вот мы соберемся самые младшие, по полведра в руки и на гору поднимаемся. Местность-то таежная, что там на горе между пихтами разглядишь? А мы ребятишки, что с нас взять? Вроде как играть в лес пошли…
Поднимемся на гору, почти на самую вершину, раскопаем там лопатой землю и посадим что осталось с зимы. А потом все лето туда бегаем: полоть, окучивать, поливать. Осенью какая-никакая, а картошка. Все же что-то съешь, не пропадешь.
Да не только мы, вся Балыкса так делала. На зиму картошку тоже оставляли на горе. Мы, значит, ее выкопаем, сколько надо домой по темноте принесем, а остальное в схрон. Ямку где-нибудь под кустом выкопаем, ветками застелим и туда картошку. Сверху тоже забросаем ветками. Да еще листьев навалим, чтобы не видно-то было наш погребок. Зимой его снегом засыпет, и мороз никакой не возьмет. Так и хранилась картошка до весны. И все ведь знали, что у соседей картошка где-то закопана, и голодно было всем, а ни разу ничего не взяли у нас.
Весной кандыки ели. Знаете, что такое кандыки? Корни у них на луковицы похожи. На полях росли, как сорняки. Весной поля пашут, а в земле много корней. Мы их насобираем, насечем, пожарим и едим. Или сварим. Мне тогда казалось, ничего нет вкуснее кандыков.
Прощание
– А сколько слез было! Мне тринадцать было, когда брата на войну забрали, – рассказывает баба Нина, – я тогда в больнице лежала. Ходила в школу в береточке. А что она прикрывает? Макушку, да больше ничего. Застудила голову, вот и положили меня в больницу в соседнем селе. Так он ко мне по морозу на лыжах пришел, а его не пускают: «Нельзя и все». Он говорит: «Я на фронт ухожу, попрощаться пришел». А ему все равно: «Нельзя». И вот он подошел ко мне под окно, а я ревела, ой, как я ревела! А он мне: «Не плачь, сестренка, не плачь. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Жив буду, вернусь!»
И не вернулся. Маме моей, наверное, было тяжелее всего. Даже и не знаю, как ей пришлось, что она чувствовала. Он у нее старший был, первенец. Всего нас было у нее три сына и три дочери. Теперь остались только мы с Юрой, самые младшие. Почти всех я схоронила… А сама вот живу, пью чай по праздникам…

Комментировать